Справка о том, что человек был в концлагере, выдается только счастливчикам. Осознание этого, казалось бы, парадоксального факта приходит в тот момент, когда понимаешь: ты общаешься с человеком, который прожил больше года в ужасных условиях, и мало того, что остался жив, но еще и дожил до 88 лет. Эта самая справка напоминает Анатолию Трофимовичу Малеванному о ценности человеческой жизни и о том, каково это – быть узником.

- Как вы попали в плен?

- Это случилось в 1942 году, когда меня и моих сверстников схватили эсесовцы и погрузили в товарные вагоны для скота. Детство я провел в Ленинграде, но во время начала войны гостил у деда в деревне под Киевом, и, конечно же, попал в оккупацию. Эсесовцы, придя на нашу территорию, проводили облавы – искали работоспособную молодежь. А наши полицейские им в этом помогали, потому что знали, где нас найти. Брали всех от 14 и старше. В тот год, как только мне исполнилось 14, взяли и меня. Сначала собирали молодежь в конюшню, потом грузили нас в машины, накрытые брезентом, и везли на станцию «Жвашка» рядом с Ивановкой. Там грузили в вагоны для скота и везли двое или трое суток. Помню, когда нас привезли на место и построили всех возле эшелона, мы увидели надпись «Берлин». А недалеко от вокзала, были военные бараки, куда нас и привели. Всех записали, сфотографировали, и каждый день по утрам стали выводить на построение. Нас покупали у эсесовцев хозяева, привозили к себе и использовали как бесплатную рабочую силу.

- В чем заключалась ваша работа? Был ли это концлагерь?

- Когда в один из таких смотров меня взяли на работу, они привезли нас на станцию ЮнхерГайде. А потом на какой-то завод. Я заметил там надпись Siemens. Нас заставили работать, но это оказался просто трудовой лагерь. Цех, где я работал, находился на станции Сименсверк, в подвале одного из корпусов. Там стояли штамповочные станки, где выбивали из металла стаканы. Чтобы получить какую-либо форму, нужно было отжечь металл в печи при температуре 1000 с лишним градусов. Когда там отожжется металл, нужно было снять окалину. Все детали стояли метров по 10 длины и 1,5 метра ширины. Их надо было опустить в кислоту примерно на сутки, а на следующий день вытаскивать. Туда меня и отправили работать. Было очень тяжело, несмотря на то, что нам дали спецодежду из грубой шерсти. От вредных испарений, которые там были, я уже в 15 лет потерял половину зубов – они просто крошились. Но пару раз мы с ребятами все-таки пытались бежать оттуда. Один из таких побегов и привел меня в концлагерь.

- Как случилось так, что вы попали именно в концлагерь? 

- Нас построили на плацу и зачитали приказ, что за два побега мы приговариваемся к расстрелу. Нам связали руки за спиной, и повели за лагерь. И вот стоим мы около березок, смотрим – тут машина, солдаты, а у них автоматы. Вначале мы плакали, потом уже перестали, и было все равно. Потом офицер дар им команду стрелять. Мы закрыли глаза. Выстрел. Но мы оказались живы. К нам подошли, развязали, и погрузили в машины. Нас направили в центральную тюрьму Берлина. А там опять оформление бумаг, допросы: что, как, почему, кто еще там остался, кто будет бежать. Через несколько дней нас повезли на станцию. Там посадили в вагон, уже арестантский. Они были по типу наших купейных вагонов, но там два человека могли только сидеть. Долго нас везли, дня 3-4. За это время не давали ни есть, ни пить. А когда привезли, мы выходим – собаки лают, команда эсесовцев стоит и команда полицейских. Нас построили по 4 человека в колонну, и за нами полицейский с собакой. Потом через четверку – еще, и так дальше. Мы когда здесь немножко осмотрелись, заметили на станции надпись «Матхаузен».

- Вы понимали, куда вас привезли?

- Мы не знали, что это было такое. Оказалось – поселок. Рядом была огромная река Дунай, на противоположной стороне – горы, заснеженные вершины. Это был июнь 1944. Нас построили под дорогой, и потом повели наверх километра 3-4. А на вершине этой горы была ровная местность, и там немцами был построен концлагерь «Матхаузен». Это была красивая крепость, стояла будто дворец, стена громадная, четырехметровой высоты, ворота были большие и большие башни. Потом мы узнали, что это башни с прорезями для пулеметов. Лагерь «Матхаузен» имел 49 филиалов. Самые тяжелые были «Гузен-1» и «Гузен-2», из которых мало кто освободился. Анатолий Трофимович Малеванный – один из немногих, кому посчастливилось снова увидеть Родину.  Нас увели в эсесовский гараж на большую площадку и заставили мыться под холодной водой. Вместо мыла – зеленая глина. Кое-как ополоснулись, выходим, и выдают нам робу полосатую с курткой и шапку на голову. Здесь же скамейки стоят и здесь принялись нас стричь сразу всех, наголо. Но стригли непросто: посредине в три пальца пробривали полосу и называли «Гитлер-штрассе» – дорога Гитлера. Нам потом надо было следить, чтобы она не зарастала никогда, а то если охрана увидит, что дорога заросла, все… Так я попал в команду «Гузен-2», и мне присвоили лагерный номер 76679.

- Что положено было делать заключенным в этом лагере?

- Мы каждый день ходили по лестнице смерти и ворочали камни. Наши бараки были на самой горе, а каменоломня – чуть ниже, 185 ступеней вниз. Рядом с ней обрыв был примерно метров 30, поэтому эта лестница и называлась лестница смерти. Идут эти эсесовцы за тобой, и если ты споткнулся, уронил камень, они подходят, и сразу к стене тебя прислоняют, в обрыв бросить норовят, где пруд с водой. Они называли эту стену «стена парашютистов». В основном мы так и носили камни. Кто кувалдами разбивал их на маленькие куски, а кто потом эти камни нес в дробилку. Когда вечером заключенные с каменоломни поднимались вверх в лагерь, всех заставляли носить каменные глыбы по 20-40 килограмм.

- В каких условиях вас держали?

- Нас не кормили, мы были все опухшие, поэтому, когда нас освободили, у меня уже были ноги такими тумбами, что я еле ходить мог. Врачи поставили диагноз водянка. Все тело было налито водой от голода. Ели мы все, что можно было есть. Если найдешь в каменном угле кусок породы, на ощупь берешь – как глина, а вкус у нее почему-то как у маргарина. Но самое страшное было не условия. Самое страшное – видеть все это каждый день и просыпаться, когда рядом с тобой лежит мертвый. Каждый день возле барака была гора трупов. Их увозили в крематорий и там складывали их как дрова. Штабеля трупов и день и ночь. И вот так продлилось до мая 1945 года, до самого освобождения.

- Как проходило освобождение?

- Было пять минут шестого вечера, мы на плацу – построение, проверка. Каждый комендант, староста барака докладывает, сколько в бараке померло, сколько еще живы. И вот, смотрим, на колючей проволоке горели лампочки, а тут они погасли. Напротив лагеря танки  американские остановились. Эсесовцы тут же с вышек спустились, побросали все оружие и сдались. Не было ни единого выстрела. Все уже знали, что это бесполезно.

Когда американцы нас освободили, они сделали в одном бараке дезинфекцию, и всех русских туда завели. Прошел врач вместе с санитарами. Они нас подняли на ноги. Потом в один из дней нам объявили, что 25 мая будут ехать две машины на территорию советских войск. Я в первый день попал туда. А наши уже погрузили всех в поезд и отправили в Будапешт. В Будапеште нам и выдавали справку о том, где был, что прошел комиссию. Условие было одно: вернуться в ту местность, откуда нас взяли в плен. И мы вернулись.